10430
Переводчик Воронцова Юлия Валерьевна
832Свободен
Дата регистрации: 20 июля, 2016 г.
Россия, Воркута
Женский
Специализации:
Письменные переводы (Деловая и личная переписка, Политический, Художественный, Экономический, Договоры и контракты, Медицина, Юриспруденция, Биология, География, Еда и напитки, Изобразительное искусство, Искусство / литература, Косметика, парфюмерия, Лингвистика, Образование, педагогика, Одежда, ткани, мода, Перевод личных документов, Поэзия и литература, Туризм)
Родной язык:
Русский
Иностранные языки:
Английский
Немецкий
Фрилансер
Программы:
Word, Exсel
Образование:
Высшее, инфак
Возраст:
51 год
О себе:
Опыт устного перевода в области культурного обмена, работа в немецком самодеятельном театре, сотрудничество с благотворительной организацией "Arbeiterwohlfahrt", литературный письменный перевод немецкой и английской поэзии.
Образцы переводов
image: http://www.poetry-archive.com/m_pic.gif
Y heart is like a singing bird
Whose nest is in a water'd shoot;
My heart is like an apple-tree
Whose boughs are bent with thick-set fruit;
My heart is like a rainbow shell
That paddles in a halcyon sea;
My heart is gladder than all these,
Because my love is come to me.
Raise me a daïs of silk and down;
Hang it with vair and purple dyes;
Carve it in doves and pomegranates,
And peacocks with a hundred eyes;
Work it in gold and silver grapes,
In leaves and silver fleurs-de-lys;
Because the birthday of my life
Is come, my love is come to me
Y heart is like a singing bird
Whose nest is in a water'd shoot;
My heart is like an apple-tree
Whose boughs are bent with thick-set fruit;
My heart is like a rainbow shell
That paddles in a halcyon sea;
My heart is gladder than all these,
Because my love is come to me.
Raise me a daïs of silk and down;
Hang it with vair and purple dyes;
Carve it in doves and pomegranates,
And peacocks with a hundred eyes;
Work it in gold and silver grapes,
In leaves and silver fleurs-de-lys;
Because the birthday of my life
Is come, my love is come to me
Cердце моё как поющая птица
Что свила среди полей гнездо
Сердце моё как дикая яблоня
Чьи ветви прогнулись от спелых плодов
Сердце моё как небесная радуга
Что нежится в безмятежной волне
Но сердце моё их в сто раз счастливее
Потому что любовь пришла ко мне
Воздвигни мне то ли ложе, то ли помост
Сверху накинь горностая меха и пурпурный атлас
Укрась его алым гранатом и из голубок резьбой
А у павлинов пусть будет по сотне глаз
Не забудь о листочках и лилиях из серебра
Я хочу чтоб лоза золотая вилась
Ведь сегодня мой самый первый день
вместе с новой любовью жизнь моя началась
Что свила среди полей гнездо
Сердце моё как дикая яблоня
Чьи ветви прогнулись от спелых плодов
Сердце моё как небесная радуга
Что нежится в безмятежной волне
Но сердце моё их в сто раз счастливее
Потому что любовь пришла ко мне
Воздвигни мне то ли ложе, то ли помост
Сверху накинь горностая меха и пурпурный атлас
Укрась его алым гранатом и из голубок резьбой
А у павлинов пусть будет по сотне глаз
Не забудь о листочках и лилиях из серебра
Я хочу чтоб лоза золотая вилась
Ведь сегодня мой самый первый день
вместе с новой любовью жизнь моя началась
Das Wasser rauscht', das Wasser schwoll,
ein Fischer sass daran,
sah nach dem Angel ruhevoll,
ku:hl bis ans Herz hinan.
Und wie er sitzt und wie er lauscht,
teilt sich die Flut empor;
aus dem bewegten Wasser rauscht
ein feuchtes Weib hervor.
Sie sang zu ihm, sie sprach zu ihm:
Was lockst du meine Brut
mit Menschenwitz und Menschenlist
hinauf in Todesglut?
Ach wu:sstest du, wie's Fischlein ist
so wohlig auf dem Grund,
du stiegst herunter, wie du bist,
und wu:rdest erst gesund.
Labt sich die liebe Sonne nicht,
der Mond sich nicht im Meer?
Kehrt wellenatmend ihr Gesicht
nicht doppelt scho:ner her?
Lockt dich der tiefe Himmel nicht,
das feuchtverkla:rte Blau?
Lockt dich dein eigen Angesicht
nicht her in ew'gen Tau?
Das Wasser rauscht', das Wasser schwoll,
netzt' ihm den nackten Fuss
sein Herz wuchs ihm so sehnsuchtsvoll,
wie bei der Liebsten Gruss.
Sie sprach zu ihm, sie sang zu ihm;
da war's um ihn geschehn:
Halb zog sie ihn, halb sank er hin
und ward nicht mehr gesehn.
ein Fischer sass daran,
sah nach dem Angel ruhevoll,
ku:hl bis ans Herz hinan.
Und wie er sitzt und wie er lauscht,
teilt sich die Flut empor;
aus dem bewegten Wasser rauscht
ein feuchtes Weib hervor.
Sie sang zu ihm, sie sprach zu ihm:
Was lockst du meine Brut
mit Menschenwitz und Menschenlist
hinauf in Todesglut?
Ach wu:sstest du, wie's Fischlein ist
so wohlig auf dem Grund,
du stiegst herunter, wie du bist,
und wu:rdest erst gesund.
Labt sich die liebe Sonne nicht,
der Mond sich nicht im Meer?
Kehrt wellenatmend ihr Gesicht
nicht doppelt scho:ner her?
Lockt dich der tiefe Himmel nicht,
das feuchtverkla:rte Blau?
Lockt dich dein eigen Angesicht
nicht her in ew'gen Tau?
Das Wasser rauscht', das Wasser schwoll,
netzt' ihm den nackten Fuss
sein Herz wuchs ihm so sehnsuchtsvoll,
wie bei der Liebsten Gruss.
Sie sprach zu ihm, sie sang zu ihm;
da war's um ihn geschehn:
Halb zog sie ihn, halb sank er hin
und ward nicht mehr gesehn.
Волна бежит, волна шумит.
Рыбак прохладой дышит умиротворенно.
Привычным взглядом он глядит
На бурное течение спокойно.
Так он сидел, прислушиваясь, долго
На берегу реки совсем один.
Вдруг брызги из бурлящего потока,
К нему поднялась дева из глубин.
И вот плывёт и, волны рассекая, она поёт:
«Зачем всегда народ русалок вольный
Лукавый род людской на брег зовёт?
Ведь нам смертелен воздух знойный!
О, если бы ты знал, о человек,
Какое счастье рыбкою привольно
В речной прохладе проживать свой век,
Ты к нам давно ушёл бы добровольно!
Порой и солнцу нужно новых сил набраться,
Спускается луна в пучину вод.
Светилам хочется волнами надышаться.
Не оттого ли ваш вдвойне прекрасней небосвод?
Не мрак, а небо манит из подводной тишины,
С его лазурью нежной и прозрачной.
Гляди! И в зеркале манящей глубины,
Ты свой увидишь лик в прохладе вечной.
Волна шумит , волна бежит
«Ловись ногою в сеть, рыбак!»
И сердце неизвестная тоска щемит.
Лишь с милою одной бывает так…
И вот плывёт и, волны рассекая, она поёт.
Судьба его всё ближе, всё ясней.
Русалка за собою тянет, он за ней ступает…
Никто его не видел больше средь людей!
Рыбак прохладой дышит умиротворенно.
Привычным взглядом он глядит
На бурное течение спокойно.
Так он сидел, прислушиваясь, долго
На берегу реки совсем один.
Вдруг брызги из бурлящего потока,
К нему поднялась дева из глубин.
И вот плывёт и, волны рассекая, она поёт:
«Зачем всегда народ русалок вольный
Лукавый род людской на брег зовёт?
Ведь нам смертелен воздух знойный!
О, если бы ты знал, о человек,
Какое счастье рыбкою привольно
В речной прохладе проживать свой век,
Ты к нам давно ушёл бы добровольно!
Порой и солнцу нужно новых сил набраться,
Спускается луна в пучину вод.
Светилам хочется волнами надышаться.
Не оттого ли ваш вдвойне прекрасней небосвод?
Не мрак, а небо манит из подводной тишины,
С его лазурью нежной и прозрачной.
Гляди! И в зеркале манящей глубины,
Ты свой увидишь лик в прохладе вечной.
Волна шумит , волна бежит
«Ловись ногою в сеть, рыбак!»
И сердце неизвестная тоска щемит.
Лишь с милою одной бывает так…
И вот плывёт и, волны рассекая, она поёт.
Судьба его всё ближе, всё ясней.
Русалка за собою тянет, он за ней ступает…
Никто его не видел больше средь людей!
Außer dem Mittagessen sahen wir, ich und mein Geschwister, tagüber den Vater wenig. Er mochte mit seinem Dienst viel beschäftigt sein. Nach dem Abendessen, das aller Sitte gemäß schon um sieben Uhr aufgetragen wurde, gingen wir alle, die Mutter mit uns, in des Vaters Arbeitszimmer und setzten uns um einen runden Tisch. Der Vater rauchte Tabak und trank ein großes Glas Bier dazu. Oft erzählte er uns viele wunderbare Geschichten und geriet darüber so in Eifer, dass ihm die Pfeife immer ausging, die ich, ihm brennend Papier hinhaltend, wieder anzünden musste, welches mir denn ein Hauptspaß war. Oft gab er uns aber Bilderbücher in die Hände, saß stumm und starr in seinem Lehnstuhl und blies starke Dampfwolken von sich, dass wir alle wie im Nebel schwammen. An solchen Abenden war die Mutter sehr traurig und kaum schlug die Uhr neun, so sprach sie: „Nun, Kinder! – zu Bette! zu Bette! der Sandmann kommt, ich merk es schon“. Wirklich hörte ich dann jedesmal etwas schweren langsamen Tritts die Treppe heraufpoltern; das musste der Sandmann sein. - Einmal war mir jenes dumpfe Treten und Poltern besonders graulich; ich frug die Mutter, indem sie uns fortführte: „Ei Mama! Wer ist denn der böse Sandmann, der uns immer von Papa forttreibt? – wie sieht er denn aus?“ „Es gibt keinen Sandmann, mein liebes Kind, – erwiderte die Mutter, – wenn ich sage, der Sandmann kommt, so will das nur heißen, ihr seid schläfrig und könnt die Augen nicht offen halten, als hätte man euch Sand hineingestreut“. Der Mutter Antwort befriedigte mich nicht, ja in meinem kindischen Gemüt entfaltete sich deutlich der Gedanke, dss die Mutter den Sandmann nur verleugne, damit wir uns vor ihm nicht fürchten sollten, ich hörte ihn ja immer die Treppe heraufkommen. Voll Neugierde, Näheres von diesem Sandmann und seiner Beziehung auf uns
Kinder zu erfahren, frug ich endlich die alte Frau, die meine jüngste Schwester wartete: was für ein Mann sei, der Sandmann? „Ei Thanelchen, – erwiderte diese, – weißt du das noch nicht? Das ist ein böser Mann, der kommt zu den Kindern, wenn sie nicht zu Bett gehen wollen, und wirft ihnen Händevoll Sand in die Augen, dass sie blutig zum Kopf heraisspringen,
Kinder zu erfahren, frug ich endlich die alte Frau, die meine jüngste Schwester wartete: was für ein Mann sei, der Sandmann? „Ei Thanelchen, – erwiderte diese, – weißt du das noch nicht? Das ist ein böser Mann, der kommt zu den Kindern, wenn sie nicht zu Bett gehen wollen, und wirft ihnen Händevoll Sand in die Augen, dass sie blutig zum Kopf heraisspringen,
Днём мы - я и мои братья и сёстры - видели отца крайне редко. Мы встречали его разве что на обеде. Возможно, он всегда был очень занят по службе. После ужина, который по давно заведённой семейной традиции, подавался уже в семь часов, все мы, включая маму, шли в кабинет отца и там усаживались за круглый стол. Отец курил табак и пил пиво из большого стакана. Он рассказывал нам много удивительных историй и при этом часто так горячился, что впадал в азарт сам, и тогда трубка его всегда гасла. Каждый раз подносить горящую бумагу, а затем разжигать трубку доверялось именно мне, что было величайшим для меня удовольствием. Но зачастую случалось и так, что он протягивал нам детские книжки с яркими картинками, и сидел молча и неподвижно в своём кресле ,выпуская такие густые колечки дыма, что мы словно плавали в дымной завесе. В такие вечера мама очень сильно грустила и, бывало, не пробьёт и девяти часов, а она нам говорит:
«Ну, дети, пора спать! Пора спать! Идёт Песочный человек, по всему видать.»
И действительно, я всякий раз слышал, как кто-то, ступая тяжело и медленно, поднимался по лестнице. Должно быть, тот самый Песочный человек. Однажды глухие шаги и грохот показались мне невыносимо жуткими. И тогда я спросил у мамы, которая как раз уводила нас из кабинета:
«Ах, мама! Да кто же этот злой Песочный человек, который всегда прогоняет нас от отца? Каков он на вид?»
«Песочного человека нет, дитя моё! – ответила мама. - Когда я говорю, что придёт Песочный человек, это означает лишь то, что вы уже сонные, и глаза у вас слипаются. Вы не можете открыть их, будто туда песка насыпали.»
Ответ матери ни в коей мере не удовлетворил меня, более того, в моей детской душе укрепилась мысль о том, что мама отрицает существование Песочного человека только для того, чтобы мы его не боялись. Ведь я сам всегда слышал, как он поднимается вверх по лестнице! Подстрекаемый любопытством, побольше, поподробнее узнать об этом Песочном человеке и о его к нам, детям, отношении, я , в конце концов, спросил о нём старенькую нянюшку, что ухаживала за самой младшей из моих сестёр: кто он таков, этот Песочник, что за человек?
«Эх, Танельхен, да разве ты до сих пор не знаешь? Это такой злой человек, который приходит за детьми, когда те упрямятся и не хотят ложиться спать. И бросает им в глаза пригоршни песка, от того у них глаза кровью наливаются и на лоб лезут!
«Ну, дети, пора спать! Пора спать! Идёт Песочный человек, по всему видать.»
И действительно, я всякий раз слышал, как кто-то, ступая тяжело и медленно, поднимался по лестнице. Должно быть, тот самый Песочный человек. Однажды глухие шаги и грохот показались мне невыносимо жуткими. И тогда я спросил у мамы, которая как раз уводила нас из кабинета:
«Ах, мама! Да кто же этот злой Песочный человек, который всегда прогоняет нас от отца? Каков он на вид?»
«Песочного человека нет, дитя моё! – ответила мама. - Когда я говорю, что придёт Песочный человек, это означает лишь то, что вы уже сонные, и глаза у вас слипаются. Вы не можете открыть их, будто туда песка насыпали.»
Ответ матери ни в коей мере не удовлетворил меня, более того, в моей детской душе укрепилась мысль о том, что мама отрицает существование Песочного человека только для того, чтобы мы его не боялись. Ведь я сам всегда слышал, как он поднимается вверх по лестнице! Подстрекаемый любопытством, побольше, поподробнее узнать об этом Песочном человеке и о его к нам, детям, отношении, я , в конце концов, спросил о нём старенькую нянюшку, что ухаживала за самой младшей из моих сестёр: кто он таков, этот Песочник, что за человек?
«Эх, Танельхен, да разве ты до сих пор не знаешь? Это такой злой человек, который приходит за детьми, когда те упрямятся и не хотят ложиться спать. И бросает им в глаза пригоршни песка, от того у них глаза кровью наливаются и на лоб лезут!
Auf dem Canal grande betten Tief sich ein die Abendschatten, hundert dunkle Gondeln gleiten als ein flüsterndes Geheimnis.
Aber zwischen zwei Palästen Glüht herein die Abendsonne, flammend wirft sie einen grellen breiten Streifen auf die Gondeln.
In dem purpurroten Lichte Laute Stimmen, hell Gelächter, überredende Gebärden und das frevle Spiel der Augen.
Eine kleine, kurze Strecke Treibt das Leben leidenschaftlich Und erlischt im Schatten drüben Als ein unverständlich Murmeln.
Aber zwischen zwei Palästen Glüht herein die Abendsonne, flammend wirft sie einen grellen breiten Streifen auf die Gondeln.
In dem purpurroten Lichte Laute Stimmen, hell Gelächter, überredende Gebärden und das frevle Spiel der Augen.
Eine kleine, kurze Strecke Treibt das Leben leidenschaftlich Und erlischt im Schatten drüben Als ein unverständlich Murmeln.
На Гранд канале тихо в час закатный.
И погружённый в тени ночи, он красив невероятно.
Там множество скользит по глади вод гондол.
И шёпотом oни ведут свой тайный разговор.
.
А неподалёку, меж двумя дворцами
Царство огненного солнца вечерами.
Солнце и сейчас в сто крат сильней пылает,
В пурпур праздничный гондолы одевает.
За широкою завесой пурпурного света
Громки голоса и фейерверки радостного смеха.
В мимике и жестах - нескончаемые уговоры,
Взгляд фривольный – вечная забава у влюблённых.
Но увы, совсем недолго лодочка любви плывёт.
И уже без прежней страсти дальше человек живёт.
Так среди теней былых желаний
Гаснет сердца пыл как неразборчивое бормотанье…
И погружённый в тени ночи, он красив невероятно.
Там множество скользит по глади вод гондол.
И шёпотом oни ведут свой тайный разговор.
.
А неподалёку, меж двумя дворцами
Царство огненного солнца вечерами.
Солнце и сейчас в сто крат сильней пылает,
В пурпур праздничный гондолы одевает.
За широкою завесой пурпурного света
Громки голоса и фейерверки радостного смеха.
В мимике и жестах - нескончаемые уговоры,
Взгляд фривольный – вечная забава у влюблённых.
Но увы, совсем недолго лодочка любви плывёт.
И уже без прежней страсти дальше человек живёт.
Так среди теней былых желаний
Гаснет сердца пыл как неразборчивое бормотанье…
Тарифы
Письменный перевод:
Немецкий
350-500
РУБ
/ 1800 знаков
Английский
500-700
РУБ
/ 1800 знаков
